Вот несколько суждений В. Кандинского о разных цветах.
«Я мог бы сравнить абсолютно зеленый цвет со спокойными, протяжными, средними тонами скрипки».
«Белый цвет действует на нашу психику, как великое безмолвие, которое для нас абсолютно. Внутренне оно звучит, как незвучание, что довольно точно соответствует некоторым паузам в музыке... Это безмолвие не мертво, оно полно возможностей. Белый цвет звучит, как молчание, которое может быть внезапно понято. Белое — это Ничто, которое юно, или еще точнее — это Ничто доначальное, до рождения сущее. Так, быть может, звучала земля во времена ледникового периода».
«Черный цвет внутренне звучит, как Ничто без возможностей, как мертвое. Ничто после угасания Солнца, как вечное безмолвие без будущности и надежды. Представленное музыкально, черное является полной заключительной паузой, после которой продолжение подобно началу нового мира, так как благодаря этой паузе завершенное закончено навсегда — круг замкнулся».
«Черный цвет есть нечто угасшее, вроде выгоревшего костра, нечто неподвижное, как труп,..ко всему происходящему безучастный и ничего не приемлющий. Это как бы безмолвие тела после смерти, после прекращения жизни».
«С внешней стороны черный цвет является наиболее беззвучной краской, на фоне которой всякая другая краска, даже наименее звучащая, звучит поэтому и сильнее, и точнее. Не так обстоит дело с белым цветом, на фоне которого почти все краски утрачивают чистоту звучания а некоторые совершенно растекаются, оставляя после себя слабое, обессиленное звучание».
«Недаром чистая радость и незапятнанная чистота облекаются в белые одежды, а величайшая и глубочайшая скорбь — в черные; черный цвет является символом смерти».
«Равновесие этих двух красок, возникающее путем механического смешивания, образует серый цвет. Естественно, что возникшая таким образом краска не может дать никакого внешнего звучания и никакого движения. Серый цвет беззвучен и неподвижен, но эта неподвижность имеет иной характер, чем покой зеленого цвета... Серый цвет, поэтому есть безнадежная неподвижность».
«Чем темнее серый цвет, тем больше перевес удушающей безнадежности. При высветлении в краску входит нечто вроде воздуха, возможность дыхания, и это создает известный элемент скрытой надежды».
«В материальной форме красный цвет очень богат и разнообразен. Представьте себе только все тона от светлейших до самых темных: красный Сатурн, киноварно-красный, английский, красный, краплак! Этот цвет в достаточной мере обладает возможностью сохранять свой основной тон и в то же время производить впечатление характерной теплой или холодной краски».
«Светлый теплый красный цвет (сатурн) имеет известное сходство со средне-желтым цветом ... и вызывает ощущение силы, энергии, устремленности, решительности, радости, триумфа (шумного) и т. д. Музыкально он напоминает звучание фанфар с призвуком трубы — это упорный, навязчивый, сильный тон».
«Красный цвет в среднем состоянии, как киноварь, приобретает постоянство острого чувства; он подобен равномерно пылающей страсти; это уверенная в себе сила, которую нелегко заглушить, но которую можно погасить синим, как раскаленное железо — остудить водою. Этот красный цвет вообще не переносит ничего холодного и теряет при охлаждении в звучании и содержании».
«По сравнению с желтым цветом сатурн и киноварь по характеру сходны, но только устремленность к человеку значительно меньше. Этот красный цвет горит, но больше внутри себя; он почти совершенно лишен несколько безумного характера желтого цвета. Поэтому этот цвет пользуется, может быть, большей любовью, чем желтый. Им охотно и часто пользуются в примитивном народном орнаменте, в национальных костюмах».
«Затемнение черным опасно, так как мертвая чернота гасит горение и сводит его к минимуму. Но в этом случае возникает тупой, жестокий, мало склонный к движению коричневый цвет, в котором красный звучит, как едва слышное кипение».
«Тем не менее из этого внешнего звучания возникает внутренне мощное звучание. При правильном применении коричневой краски рождается неописуемая внутренняя красота; сдержанность. Красная киноварь звучит, как туба; тут можно провести параллель и с сильными ударами барабана».
«Глубокий зеленый цвет оставляет после себя предчувствие, ожидание нового энергичного воспламенения».
«В затемненном красном цвете чувствуется элемент телесности. Этот цвет напоминает средние и низкие звуки виолончели, несущие элемент страсти. Когда холодный красный цвет светел, он приобретает еще больше телесности, но телесности чистой, и звучит, как чистая юношеская радость, как свежий, юный, совершенно чистый образ девушки. Этот образ можно легко передать музыкально чистым, ясным пением звуков скрипки».
«Чистые, радостные, часто следующие друг за другом звуки колокольчиков (и конских бубенцов) называются по-русски "малиновым звоном"». Этот цвет, становящийся интенсивным лишь с примесью белой краски — излюбленный цвет платьев молодых девушек».
«Теплый красный цвет, усиленный родственным желтым, дает оранжевый.... Он похож на человека, убежденного в своих силах и вызывает поэтому ощущение исключительного здоровья. Этот цвет звучит, как средней величины церковный колокол, призывающий к молитве «Angélus», или же как сильный голос альта, как альтовая скрипка, поющая ларго».
«Как оранжевый цвет возникает путем приближения красного цвета к человеку, так фиолетовый, имеющий в себе склонность удаляться от человека, возникает в результате вытеснения красного синим. Но это красное, лежащее в основе, должно быть холодным, так как тепло красного не допускает смешения с холодом синего (никаким способом), — это верно и в области духовного».
«Итак, фиолетовый цвет является охлажденным красным, как в физическом, так и в психологическом смысле. Он имеет поэтому характер чего-то болезненного, погасшего (угольные шлаки!), несет в себе что-то печальное. Не случайно этот цвет считается подходящим для платьев старух. Китайцы применяют его для траурных одеяний. Его звучание сходно со звуками английского рожка, свирели и в своей глубине — с низкими тонами деревянных инструментов (например, фагота)».
«Борьба тонов, утраченное равновесие, рушащиеся "принципы"», внезапный барабанный бой, великие вопросы, видимо бесцельные стремления, видимо беспорядочный натиск и тоска, разбитые оковы и цепи, соединяющие воедино противоположности и противоречия — такова наша гармония».
Олег Феофанов
